И вот заключение союза состоялось, он одержал победу. Латер отбыл в свадебное путешествие: отстраненный, замкнутый, с пустым потерянным взглядом. Арман за него не переживал, придет время успокоиться, забудет и сделает выводы из преподанного ему урока. Наполнил бокал, снова выпил, вспомнил Ламис и отправился в гостевое крыло, где поселил очередную любовницу. После замораживающего безразличия Ламис было очень неплохо очутиться в обществе жаждавшей его женщины, способной на неподдельную страсть. Любовницы менялись часто, брюнетки сменяли блондинок, имена забывались, лица стирались, он щедро платил за то, что не в силах был получить от Ламис. Иногда он срывался и заставлял ее принимать зелье, но потом злился и вымещал на ней всю накопившуюся ярость, опускаясь до банального рукоприкладства. И каждый раз, обещая себе, что это происходит в последний раз.
Арман остановился посреди коридора и усмехнулся неожиданно пришедшей ему гениальной идее. Если его милая Ламис так любит брошенных детей, так почему бы ему, не дать ей возможность завести себе еще одну приблудную тварь? Он много лет надеялся на то, что однажды она будет снова беременной от него, он хотел, чтобы Ламис родила ему еще одного ребенка. Он даже был готов оставить этого ребенка ей, надеясь на благодарность, но гарантии давать никто из приглашенных докторов не желал и Арман, боясь потерять любимую, смирился с тем, что Латер останется их единственным сыном.
Он позволит ей взять опекунство над приютом, пусть поездит, развлечется и присмотрит себе очередную сиротку. Губы исказила циничная усмешка: возможно, воспитает еще одну любовницу для собственного сына.
Арман молча наблюдал за Ламис, бездумно гонявшей по тарелке ножом и вилкой истерзанный кусочек омлета.
- Можно привыкнуть ко всему, милая, но не к твоему недовольному виду за завтраком, обедом и ужином, день и ночь, год за годом, одна и та же измученная гримаска недовольства, - не сдержался он, делая глоток вина из бокала. - Ты сама не устала изображать из себя несчастную жертву низменной похоти подлого мерзавца?
Ламис скупо, едва заметно, улыбнулась.
- Ну, тебе же не приелась за все эти годы представлять окружающим роль идеального принца с безукоризненной внешностью и безупречными манерами. Одна сплошная мечта для жаждущих тебя леди, хотя о чем это я? Какие могут быть леди в твоем окружении? Жадные, расчетливые и циничные стервы - аристократки, получающие несомненную выгоду от положения твоей любовницы.
- Мне нравятся стервы, милая. - Арман сардонически выгнул смоляную бровь, не отводя изучающего взгляда от Ламис. - Ведь дома меня ждет безропотное, запуганное, но от этого не менее прекрасное создание, полностью подчинившееся моей власти.
- Это ты про ту жгучую брюнетку, развлекающую тебя в южном крыле? Вот уж не соглашусь. Ее разъяренный визг и отборная ругань были слышны мне даже в саду, когда одна из горничных сожгла ее новое платье. То ли ты становишься излишне скупым, Арман, то ли твоя пассия настолько жадна, что готова убить человека из-за обычного куска ткани. Так грустно, что дела в Дамана пошатнулись и тебе приходится экономить на капризах твоих многочисленных пассий.
- Твои тревоги напрасны, Дамана процветает, я весьма и весьма неплохой правитель.
Ламис презрительно скривила губы.
- Так приятно осознавать, что сломанные судьбы нескольких тысяч человек, ставших рабами обеспечили благополучие мерзавцам вроде тебя и твоего отца.
- Ты тоже не плохо обеспечена, благодаря мне и моему великодушию.
- О, твое благородство для меня несомненный и неиссякаемый источник радости и счастья. Каждый раз, когда я смотрю на свои руки, то вспоминаю, как сильно мне повезло стать объектом выражения твоего несравненного благородства и любви. Думаю, тот камень на побережье или утренний кофе с ядом ни за что не смогут отобразить всю меру моей благодарности за то, что ты для меня сделал.
- Ламис, я вполне могу разозлиться...
Ламис насмешливо заметила, дерзко, глядя в стывшие льдом серые глаза.
- Мне уже давно все равно, злишься ты на меня или нет, Арман. Одна из твоих любовниц оставила светский журнал на скамейке в беседке несколько недель назад, а твои преданные слуги недоглядели за мной. Там было написано, что Латер объявил о помолвке с хастонской принцессой. Асии больше нет. Я понимаю: для нее это лучше, чем пара отметин и сомнительное удовольствие быть собственностью мужчины, считающего тебя чем - то средним между персональной шлюхой и девочкой для постоянных избиений.
- Латер ее действительно любил.
- И это принесло ей так много счастливых мгновений.
- Ты не справедлива к собственному сыну.
- Это уже давно не мой сын. - Ламис рассеяно улыбнулась, не отводя зачарованного взгляда от истерзанного куска омлета на тарелке из тончайшего фарфора. - Ты сделал все, чтобы превратить моего милого мальчика в точное подобие себя, любимого и неповторимого.
- Милые мальчики не правят империями, Ламис.
- Да, я и забыла, насколько счастливым сделала тебя власть. Но ты можешь принудить меня быть с тобой, но никогда не вынудишь согласиться быть с тобой по собственной воле. Если у меня будет выбор то, я покину тебя, не раздумывая. Я понимаю, что слаба для того, чтобы сражаться с тобой на равных, но если бы я переступила через себя тогда, когда травила тебя и увеличила дозу яда хотя бы на немного, то стала бы такой же, как ты. Беспринципной и безжалостной дрянью, сметающей все на своем пути ради достижения собственной цели.
- Дорогая, - Арман хищно ощерился, поигрывая ножкой бокала и не отрывая напряженного злого взгляда от Ламис. - Для меня никогда не представляла особого интереса твоя воля, твои желания или же твои высокие стремления к воздушным идеалам. Меня вполне удовлетворяет то, что ты просто находишься рядом и делаешь то, что я тебе приказываю. По глупости я пытался что - то изменить между нами, построить наши отношения несколько иначе принципа хозяин - раб, но это была пустая затея. Ты, милая, пригодна только для того, чтобы быть зависимой и подчиняться мне.
Ламис видела, что Арман уже достаточно зол, чтобы в любой момент сорваться и наброситься на нее, выплескивая ослепляющую его ярость. Только она устала бояться, ко всему можно привыкнуть, и к страху оказывается тоже. Та статья в обычном светском журнале стала последней гранью, после нее начиналась оглушающая пустота беспросветного одиночества. Асия была для нее ребенком, единственным и любимым. Она дарила ей всю свою любовь и теплоту, что не могла передать Латеру. Подругой, готовой разговаривать обо всем на свете. Близким человеком, родственником, всем... Она была для нее всем. И это больше не была ненависть к Арману, это было нестерпимое желание вырваться из клетки, уйти, чтобы не опуститься и окончательно не сломаться, потерять себя, подчинившись его железной воле.